– А вы уже снимали на ГЭС? – спрашивает меня Алексей Васильевич Васильев.

– Нет, – отвечаю, – не снимали.

– Поедете?

– Нет.

– Как? Почему? – удивленно вскидывает брови ветеран. И даже обида звучит в его голосе. – Там нужно снимать обязательно, ведь это такая история.

– Конечно, Алексей Васильевич, история ГЭС важна, но для нас важнее Ваша история, Ваша жизнь.

Ветеран смотрит на меня и искренне не понимает, как может быть не важна ГЭС.

Ведь для него Волховская гидроэлектростанция стала судьбой, дала профессию

и обеспечила интересной и динамично развивающейся работой на всю жизнь.

А еще – они с Волховской ГЭС ровесники, оба, можно сказать, родились в 1926 году.

И подростком, работая на ГЭС, А. Васильев пережил Великую Отечественную войну.

– Самым страшным в войне для меня были бомбежки, обстрелы, – рассказывает Алексей Васильевич. – На ГЭС у каждого из нас был свой закуток, куда мы забивались, чтобы переждать бомбежку. Как же это было страшно! Это непередаваемый страх. Героями потом становятся, но не в этот момент. В этот момент, прошу прощения за подробность, бывает так, что надо в туалет бежать. Все грохочет, взрывной волной тебя мотает по закутку, трясучка такая стоит, швыряет тебя об стены, и воздух такой горячий-горячий…

Ветеран на пару секунд замолчал, а потом улыбнулся, по-юношески красиво и даже с хитрецой, и добавил:

– Сказать, что я был храбрым, я не могу. Я трусоватый был, мягко говоря, – он откидывается на стуле и теперь уже смеется в голос. – Как только слышу – мина летит, свистит, так сразу на землю падаю. Бывалые солдаты меня спрашивают: “Ты чего каждому снаряду кланяешься?”. Ну, я отвечаю, что боюсь, страшно мне. “А чего страшно-то?” – снова меня спрашивают. Я говорю: “Летит, свистит, вдруг в меня попадет”. А мужики смеются: “Эх, если свистит, значит, мимо летит. Чего ее бояться?”. “А вдруг не мимо”, – говорю. “А если не мимо, то ты и не услышишь”. Вот так нас учили.

Да, война многому учила. В том числе и Лешу.

О том, что началась война, он узнал в Ленинграде. 18-20 июня 1941 года, после окончания семилетки, сдавал документы в техникум, а 22 июня пошел с бабушкой на рынок купить продуктов для своей семьи, которая жила в поселке Волховстрой. Именно там, где строилась гидроэлектростанция под руководством инженера Графтио.

– С самого утра дедушка пытался слушать радио, – вспоминает ветеран, – и все бурчал, что по радио какую-то музыку крутят, ни одной передачи нет, слушать нечего. И газету вчера не принесли. Он повозмущался и выключил радио. Мы с бабушкой пошли на рынок. Идем, слышим из громкоговорителей: речь какая-то. Я прислушался: каких-то псов и рыцарей там вспоминают. “Не обращай внимания, это про гражданскую войну”, – говорит мне бабушка. Приходим на рынок, а там одни продавцы, покупателей вообще нет. Только возле алкогольного ларька целая очередь. Мы удивились, но решили быстрей закупить все, что нужно, пока свободно. И бабушка спрашивает у продавцов: а чего это у вас сегодня народу-то нет? Так война началась! Какая война?! С немцами! И вот это был вообще шок. С немцами? Ведь буквально недавно, пятилетку назад, это были наши друзья! У нас газета выходила немецкая на русском языке. Мы в школе немецкие стихотворения разучивали.  

Вечером на пригородном поезде Леша приехал домой в Волховстрой.

– Общее впечатление – шок и всеобщее угнетение, – рассказывает    А. Васильев. – Еще не разносили мобилизационных повесток, но все были в напряжении. Что же будет дальше? Буквально через неделю началось усиление обороны Волхова, добавили еще несколько  зенитных батарей в районе железнодорожного моста. А через месяц мы узнали, что немцы подходят к Ленинграду. Отец получил назначение мастером по демонтажу Волховской ГЭС: готовилась эвакуация оборудования.

Сам Леша на ГЭС попал не сразу. Сначала парнишка досыта насмотрелся на раненых и умирающих солдат в полевом передвижном госпитале при дивизии, куда его направили помощником санитара.

– В 1941 году в нашем госпитале не было ни одной женщины или девушки, – вспоминает Алексей Васильевич. – Были только мужчины – врачи, медбратья. Я, конечно, был на подхвате. Топил печки, грел воду, стерилизовал инструменты. Ходил с сумками за 5-6 километров  за лекарствами. Но один раз сунулся в операционную посмотреть, что и как там происходит. Мне стало очень плохо. Начальник аптеки за шиворот вытащил меня на улицу, сказал: подыши воздухом и больше туда не ходи, не для тебя это зрелище. Однако мне приходилось исполнять очень неприятную обязанность: захоранивать ампутированные части тела – руки, ноги, пальцы… Фельдшер все упаковывал, а я закапывал. Надо еще было и на бумажке написать дату, место захоронения, что именно там закопано. А копать-то как зимой – земля замерзшая, долбить ее приходилось.

Ветеран берет в руки лежащие на столе очки и крутит их, складывает и раскладывает дужки.

– Но это не самое страшное, – замечает он, глядя на них. – Самое страшное было, когда раненые орали от боли. Бывало, я сопровождал их на машине в соседний населенный пункт Колчаново. Машина шла плохо, ее трясло и подбрасывало на разбитой дороге. Перед отъездом врач делал обезболивающий укол. Но не целую ампулу на солдата, как положено, а делил ее на двоих. Конечно, им и хватало этого примерно на полпути. А оставшиеся полпути они страшно кричали от боли.              А иной раз я и вовсе таскал раненых на волокушах, если недалеко. Вначале все это было очень тяжело и неприятно. А потом, – ветеран на секунду замолкает, как бы подбирая слова. – Потом начинаешь воспринимать все так, как будто в твоей жизни это уже было. Все становится как будто привычным. Хотя ничего привычного там не может быть. И что интересно: мысли, что я и сам могу попасть в такое состояние, быть раненым, не было.

 В госпитале Алексей трудился до декабря 1941 года. Когда 19 декабря немцев выбили из ближайшего пригорода, в сторону Киришей, где они задержались еще на два года, налеты и бомбежки стали уже не такими частыми и сильными. Дивизия ушла, и госпиталь вместе с ней. Какое-то время парнишка работал помощником повара, помогал варить кашу для водителей, ездивших по Дороге жизни.

– Приедут они, уставшие, грязные, голодные, замерзшие, а мы им целую миску каши. Поели, отдохнули и в обратный путь. Им давали путевой лист на сутки, – объясняет ветеран, – если по истечении суток водитель не вернулся в расположение, то считалось, что он дезертир.

Потом молодежь работала на железной дороге, чистили занесенные снегом и заледеневшие пути.

– По окончании работ нам половинку буханки хлеба давали, – улыбается Алексей Васильевич, – мы делили ее на троих и, пока шли домой, все съедали.

Запомнился ему один случай с военными моряками Ладожской флотилии. По просьбе командующего часть моряков была снята с кораблей. Сами суда разоружили, а моряков отправили в Волхов, в деревню Дубовики.

– Они прибыли в ботиночках, в бушлатах и бескозырках, – вспоминает Алексей Васильевич. – Еще и клеши эти! А мороз – 20 градусов! Подъехала машина, из нее выгрузили тулупы, шубы, валенки, шапки-ушанки. Моряки начали переодеваться прямо на дороге. И вот натягивают тулупы прямо на бушлаты, а шапки – на бескозырки! Не налезает. Мы им говорим, снимите вы бушлаты-то! А они отвечают: а если в атаку идти? Мы в форме должны быть! Ну, потом уж сняли бушлаты, бескозырки, сложили в вещмешки. Пошли моряки в сторону Киришей. Большая их часть погибла, конечно.

В Волхове продолжалась фронтовая жизнь. Всю допризывную молодежь распределили по местам работы родителей. Алексей был направлен на ГЭС.

На станции Леша работал помощником слесаря. Его задачей было вырубать прокладки, ставить новые задвижки, менять трубы водяного отопления, которое вышло из строя, восстанавливать его. Ну а тут и машины подошли с эвакуированным ранее оборудованием, тремя машинами из восьми. И Алексей вместе со старшими товарищами приступил к их сбору и монтажу. Затем обучился работе на машинах, сдал на машиниста турбин. А затем его вовсе переманил к себе начальник лаборатории.

– ГЭС и мосты были главными целями для немцев. За время обстрелов в здание гидроэлектростанции попало двенадцать 8-дюймовых снарядов, все стекла были выбиты, – рассказывает А. Васильев. – А ведь окна были на бетон посажены, очень крепко. Над ГЭС были растянуты маскировочные сетки. Когда начиналась бомбежка, то над мостами и ГЭС ставили дымовую завесу. Внутри же, над пультом управления и оборудованием, у нас был построен деревянный купол, чтобы защищал от бетонных обломков.

В 1943 году, когда немцы поняли, что дело идет к концу, они начали массированные обстрелы. Если раньше они бомбили, не имея целью разрушить дома и предприятия, планировали занять Волхов и всем этим воспользоваться, то теперь начались бомбежки на уничтожение. Как говорит ветеран, через день да каждый день.

– Однажды слышим – воздушная  тревога. Персонал станции спрятался под бетонные укрытия, машинисты тоже по своим закуткам. Но станция работает. Зенитная артиллерия на дыбы поставлена. Дымовая завеса над городом. Слышим – началась стрельба зениток. Группа немецких самолетов пролетела по диагонали над мостами. Бросили целую кучу бомб на мост, но не попали. Зато под бомбы попал больничный городок, который стоял на берегу, недалеко от мостов. Смело его полностью, как и не было вовсе. И с правой стороны от моста поселок разнесло, зенитчики там стояли – тоже сильно пострадали. Пролетели самолеты, взрывы утихли – и тишина. Дымовая завеса потихоньку расползается. И в небе появляется группа пикирующих самолетов. Они спустились почти на мост и разбили его. Во все три фермы попали. Первая ферма стояла, накренившись, часа 2-3. Потом упала. Хорошо, что у нас был резервный деревянный мост. Он почти не пострадал. А те пролеты, которые разбили, можно было быстро заменить.

Война подходила к концу. И о победе Алексей узнал на работе.

– Я был на смене, и вдруг прибегает сосед и говорит: “Война кончилась!”. Вот радость! Хотя мы, конечно, знали, что все к концу движется. Знали, что взят Берлин. Тут же организовался стихийный митинг, – улыбается ветеран. – Все люди, кто был в Волхове, – работники ГЭС, наше начальство, демобилизованные, инвалиды – собрались в сквере. Говорили речи, кто во что горазд. Погода была прохладной. Так вот, пока мы не замерзли окончательно, мы все говорили. Потом разошлись по своим предприятиям. У нас на ГЭС был свой клуб, и праздничный переполох продолжился там – взрослые и пожилые общались, молодежь танцевала до позднего вечера. Только потом мы поняли, что впереди у нас еще – ой-ой-ой.

В первую очередь Алексей окончил школу рабочей молодежи, причем с золотой медалью.

– Окончил с золотой, но дали серебряную, – смеется он. – Золото было в дефиците. А вообще хороши мы были, выпускнички десятого класса – тети да дяди! Были даже сорокалетние среди нас.

Всю свою жизнь А. Васильев отдал гидроэлектростанции. Но война всегда с ним. До сих пор снятся налеты вражеских самолетов. Во сне он падает на землю и закрывает голову руками: “Боже мой, опять!”. А просыпаясь, облегченно выдыхает: слава богу, я на кровати, и самолетов нету. Сон.

Как же это страшно!

Анна ТЮРИНА