Мы многое знаем о Великой Отечественной войне – из школьного курса истории, документальных фильмов, рассказов бабушек и дедушек, научных трудов исследователей… Знаковые даты, судьбоносные бои, имена героев и названия фронтов… И, делая материалы о ветеранах в рамках проекта «Голоса Победы», чаще всего слышим рассказы об их жизни во время войны именно на фоне известных событий и неоднократно описанного быта. Но на днях мы побывали в гостях у ветерана ВОВ, труженика тыла Раисы Евгеньевны Дюминой.
Когда началась война, 17-летняя девушка училась на ветеринара, и все долгие пять военных лет у нее был свой фронт – свои изматывающие бои, свой изнурительный труд, свои смертельно опасные спецоперации.
– Бруцеллез, чесотка, ящур, свищи и гнойные раны, глистные инвазии и лишай – животные, лошади и коровы, в войну болели постоянно, умирали целыми поголовьями, а раненых лошадей с фронта сколько было! Мы должны были их спасать – голодных, истощенных, измученных, гниющих заживо, – начала свой рассказ Раиса Евгеньевна. – Лошади были нужны и на фронте, и для работы в тылу, коровушки «кормили» солдат – молоко, мясо. Знаний у нас не хватало, препаратов не было, а пенициллин мы и вовсе называли «наш ангел» – ох, как бы он нам помог, если бы можно было получить его в необходимых количествах. Но антибиотик доставался нам очень редко.
С ящуром за время войны ветеринары сталкивались несколько раз.
– Впервые эта зараза поразила коров почти сразу после начала войны, – вспоминает Р. Дюмина. – Мы еще были студентами, даже не слышали о такой болезни, понятия не имели, насколько она опасна и как ее лечить. Да и нечем лечить-то было. Молодое поголовье вымерло почти полностью. Страшный падеж был. А местные жители, и мы в том числе, снимали шкуры с умерших телочков и варили из них бульон. Какое-то время эти шкуры спасали нас от голода.
– И вы не заболели?
– Нет, – улыбается ветеран, – никто не заболел. Мы ведь кушали все, что можно было съесть. Было очень голодно. Бывало, сижу на лекции, а преподавателя и не слышу вовсе, в голове только одна мысль: покушать бы сейчас, – Раиса Евгеньевна перебирает пальцами разложенные на столе фотографии. – Мы были очень истощены. Однажды, еще студентками, мы с девочками обработали коров на ферме и нас угостили горохом. Мы вскипятили воду, распарили его и наелись. Не подумали даже, что наши голодные желудки не готовы к такому. Чуть не умерли. Горох разбух в желудках, нас раздуло, поднялась температура, лекарств нет, операцию сделать невозможно, помочь нам не могут. Одна девочка даже уже на полу лежала, у двери. Помирали мы. И тут телятница фермы, пожилая уже женщина, подсказала: карлсбадская соль нужна! Телят, если нехорошего чего съедят и заболеют, только этой солью и чистили. Помогла нам карлсбадская соль. С тех пор я всегда ее использовала.
Вообще, во время войны, работая на фермах, я узнала очень много такого, чего никогда бы в техникуме не узнала. И опыт наработала такой, что потом, уже после войны, в институте преподаватели удивлялись: откуда ты это знаешь? А тогда на себе и на животных учились, опытным путем, на своих ошибках, народными средствами.
Немного помолчав, вспоминая пережитое, Р. Дюмина продолжает:
– Животные тоже от голода страдали. Бедные коровы: ей телиться нужно, а она встать не может, сил совсем нет. Вот и рожаем вместе: она лежит, и я рядом с ней, тяну теленка из нее руками. Вытащу, обмою. Саму корову после родов надо тоже обработать, вычистить, послед весь убрать. Опять все руками – лезу в нее, чищу. Тут бы тоже лекарство нужно – мы мечтали развести бутылек пенициллина на ведро воды и обработать все как следует, чтобы корова не страдала. Но не было его.
Лошади в лесу работали, на лесозаготовках. До последнего. Приезжала и я на такие делянки. Моя задача была – составить список тех, которые уже работать не могут, и их отправляли к нам на лечение. Осматриваю лошадей и плачу. Совсем уже изможденных в список вношу, а остальных снова на работу гонят. Они еле двигаются. А что делать? Работать надо.
Много напастей на животных было. Болели они и от изнуряющего труда, и от плохого питания. Кормили-то их тоже чем придется. Солому с крыш снимали, да прямо так и скармливали – не запаривали, не кипятили. А в этой соломе столько разной пакости было – птицы сверху ее пачкали, насекомые всякие личинки да яйца откладывали, внутри гниль от дождей и сырости, а животные с голоду это съедали. Бруцеллез начинался.
Вода в местных болотах была гельминтами заражена, и животные заражались, а от них – люди. Сейчас эта зараза солитер называется.
Клещи были такие, которые к копытам и ногам у коров присасывались, личинки свои откладывали. Корова заболевала, и молоко у нее шло с кровью. Все на выброс, в пищу нельзя было его пускать. Значит, недодадим фронту, солдатам продукта. Это был ужас. Боролись мы за каждую животину, – вздыхает Р. Дюмина.
– А раненых лошадей вам доводилось лечить?
– Конечно, их много было, солдаты приводили, – кивает головой Раиса Евгеньевна. – Хорошо, если солдат ответственный, поможет лошадь придержать, осмотреть, раны обработать. А иной придет, лошадь мне вручит и пошел. Животное от боли лягается, кусается, не подпускает к себе. Как мне, девчонке, с ней справиться? Мужчин-то у нас совсем не было, – вздыхает она. – Ноги ей спутаю, привяжу, обрабатываю, а сама боюсь. Но однажды жеребец меня все-таки так сильно лягнул, что я даже в больницу попала, – женщина потирает левое плечо.
Видимо, именно туда пришелся удар. Но в глазах и голосе ветеринара нет обиды на животное, она все понимает.
– От боли, конечно, они бились. Не просто так. Ну а мы береглись, как могли.
А однажды нам дали распоряжение кастрировать бычков. Ох, какая там сила нужна – удерживать животное, не всякий мужчина справится! Ну что делать? Иду на ферму, прошу дать мне женщин покрепче. А сама боюсь: не дай бог, убьет кого из них, мне тогда тюрьма.
На каждом шагу еле державшихся на ногах ветеринаров поджидала опасность.
– Не убережешь животное – объяснись, докажи, что спасти было невозможно, – потирает щеки руками Раиса Евгеньевна. – А помощи попросишь у кого, да покалечит его животина, – за человека отвечай. Конечно, больше всего с нас за коров спрашивали. Да еще очень ценились лошади – немецкие тяжеловозы. Им на фронте цены не было – сильные лошади были, выносливые, копыта широкие у них, по лесу и грязи хорошо ходили. Таких тяжеловозов, если ранены, даже не солдаты приводили на лечение, а и сами командиры. И не уходят, все рядышком, вокруг ходят да приговаривают: «Ты уж, девочка, подлечи его. Все, что можешь, сделай. Очень он армии нужен».
– А вы сами не заражались от животных? Столько инфекций вокруг было.
– Еще как заражались, – всплескивает руками ветеринар, – один стригущий лишай чего стоил! А лошадиной чесоткой мы все по самый пояс были покрыты. Лошади шкуру себе расчесывали до крови и гноя. Мы сами – в струпьях. Спасла только газовая камера – серой заразу выжигали, – слушая ветерана и представляя, каково это, я сама стала невольно почесываться. – Сначала-то мы самодельной мазью лечить чесотку пытались, но не помогло. Мазь ведь надо было смешать из самогонки или сивухи, жидкого мыла и еще кое-каких компонентов. Да только воровали у нас сивуху. Приходилось на воде мазь замешивать, ну толку от нее никакого и не было в итоге.
Газовая камера у нас поначалу была деревянная, в ней помещалась только одна лошадь. А потом и вовсе санитарка ее сожгла. Уснула. И нам один военачальник доставил металлическую газовую камеру, сразу на две лошади. Заведем их туда, головы наружу выставим, подоткнем все вокруг шей, внутри камеры серу заложим и поджигаем. Сами тоже в этой камере лечились. Примерно полгода сражались с заразой, победили ее.
– Получается, у вас был свой фронт?
– Еще какой фронт – мы сражались за животных и против болезней и инфекций, а значит, и за людей, – соглашается Раиса Евгеньевна. – Чтобы коровушки молоко и мясо могли давать для солдат, чтобы телиться могли и увеличивать поголовье. Чтобы лошади помогали сражаться на фронте и тяжко трудиться в тылу. Фронт… Конечно, фронт. У нас была своя война.
Бороться с болезнями сельскохозяйственных животных, спасать их и помогать им Р. Дюмина продолжила и после войны. Окончила ветеринарный институт в Ленинграде и приехала на работу в Приозерский район: сначала в Сосново, а затем, до 1967 года, трудилась в колхозе «Петровский», когда грамотного и опытного специалиста почти принудительно отправили в колхоз «Триумф» в Карелию – выхаживать поголовье.
Вернулась Раиса Евгеньевна оттуда лишь в 1976 году, а в 1987 вышла на пенсию. Сегодня она живет в поселке Ленинское Выборгского района. Двое детей, внуки, правнуки – на ее жизненном фронте все сложилось здорово. И здорОво.
Анна ТЮРИНА